Неточные совпадения
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая понять их смысл, но не могла.
Чувство торжества и
светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Когда взошел он в
светлый зал, где повсюду за письменными лакированными столами сидели пишущие господа, шумя перьями и наклоня голову набок, и когда посадили его самого, предложа ему тут же переписать какую-то бумагу, — необыкновенно странное
чувство его проникнуло.
Maman играла второй концерт Фильда — своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие,
светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто играла эти две пьесы; поэтому я очень хорошо помню
чувство, которое они во мне возбуждали.
Чувство это было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было.
Настроение Самгина становилось тягостным. С матерью было скучно, неловко и являлось
чувство, похожее на стыд за эту скуку. В двери из сада появился высокий человек в
светлом костюме и, размахивая панамой, заговорил грубоватым басом...
Он пророчески вглядывался в даль, и там, как в тумане, появлялся ему образ
чувства, а с ним и женщины, одетой его цветом и сияющей его красками, образ такой простой, но
светлый, чистый.
Если ему и снятся тяжелые сны и стучатся в сердце сомнения, Ольга, как ангел, стоит на страже; она взглянет ему своими
светлыми глазами в лицо, добудет, что у него на сердце, — и все опять тихо, и опять
чувство течет плавно, как река, с отражением новых узоров неба.
А если закипит еще у него воображение, восстанут забытые воспоминания, неисполненные мечты, если в совести зашевелятся упреки за прожитую так, а не иначе жизнь — он спит непокойно, просыпается, вскакивает с постели, иногда плачет холодными слезами безнадежности по
светлом, навсегда угаснувшем идеале жизни, как плачут по дорогом усопшем, с горьким
чувством сознания, что недовольно сделали для него при жизни.
«До меня не знали полного наслаждения
чувства, потому что без свободного влечения обоих любящих ни один из них не имеет
светлого упоения. До меня не знали полного наслаждения созерцанием красоты, потому что, если красота открывается не по свободному влечению, нет
светлого упоения ее созерцанием. Без свободного влечения и наслаждение, и восхищение мрачны перед тем, каковы они во мне.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее
чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня
светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Хомяков, может быть, беспрерывной суетой споров и хлопотливо-праздной полемикой заглушал то же
чувство пустоты, которое, с своей стороны, заглушало все
светлое в его товарищах и ближайших друзьях, в Киреевских.
Иногда вдруг легкая усмешка трогала ее алые губки и какое-то радостное
чувство подымало темные ее брови, а иногда снова облако задумчивости опускало их на карие
светлые очи.
Мне нравились его крутой лоб,
светлые глаза, то сверкавшие шаловливым весельем, то внезапно тускневшие и заволакивавшиеся непонятным мне и загадочным выражением, его широкоплечая фигура с тонким станом, в узком старом мундирчике, спокойная самоуверенность и
чувство какого-то особого превосходства, сквозившее во всех его приемах.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет сил. Все кончено. Радужный туман
светлого утра сгустился в темную грозовую тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого! Есть святые
чувства, которых не должна касаться чужая рука.
В те дни мысли и
чувства о боге были главной пищей моей души, самым красивым в жизни, — все же иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть. Бог был самым лучшим и
светлым из всего, что окружало меня, — бог бабушки, такой милый друг всему живому. И, конечно, меня не мог не тревожить вопрос: как же это дед не видит доброго бога?
Ночь была тихая,
светлая, и воздух благорастворенной вливал в
чувства особую нежность, которую лучше ощущать, нежели описать удобно.
Нужно иметь гениально
светлую голову, младенчески непорочное сердце и титанически могучую волю, чтобы иметь решимость выступить на практическую, действительную борьбу с окружающей средою, нелепость которой способствует только развитию эгоистических
чувств и вероломных стремлений во всякой живой и деятельной натуре.
Бабушка же и тетушка ко мне не очень благоволили, а сестрицу мою любили; они напевали ей в уши, что она нелюбимая дочь, что мать глядит мне в глаза и делает все, что мне угодно, что «братец — все, а она — ничего»; но все такие вредные внушения не производили никакого впечатления на любящее сердце моей сестры, и никакое
чувство зависти или негодования и на одну минуту никогда не омрачали
светлую доброту ее прекрасной души.
Здесь, напротив, беспрестанно новые живописные места и предметы останавливают и развлекают мое внимание, а весенняя природа вселяет в душу отрадные
чувства — довольства настоящим и
светлой надежды на будущее.
Потом представила себе Людмилу и доктора у окна в белой, слишком
светлой комнате, мертвые глаза Егора позади них и, охваченная гнетущей жалостью к людям, тяжело вздохнула и пошла быстрее — какое-то смутное
чувство торопило ее.
Теперь она забыла эти дни, а
чувство, вызываемое ими, расширилось, стало более
светлым и радостным, глубже вросло в душу и, живое, разгоралось все ярче.
Она говорила, а гордое
чувство все росло в груди у нее и, создавая образ героя, требовало слов себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела в этот день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела
светлого и чистого, в один огонь, ослеплявший ее своим чистым горением…
И ей казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью — сложным
чувством, где страх был тесно связан с надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал ближе к ней и был уже иным — выше и виднее для нее, радостнее и
светлее лицом, — точно он, в самом деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно не возглашая имени несчастного друга людей.
Может ли быть допущена идея о смерти в тот день, когда все говорит о жизни, все призывает к ней? Я люблю эти народные поверья, потому что в них, кроме поэтического
чувства, всегда разлито много
светлой, успокоивающей любви. Не знаю почему, но, когда я взгляну на толпы трудящихся, снискивающих в поте лица хлеб свой, мне всегда приходит на мысль:"Как бы славно было умереть в этот великий день!.."
Детская, запуганная, ограниченная душа вдруг возмужала, просветлела и увидала новые обширные,
светлые горизонты. Много еще передумал и перечувствовал он в то короткое время, пока продолжалось это
чувство, но заснул скоро покойно и беспечно, под звуки продолжавшегося треска, гула бомбардирования и дрожания стекол.
— В разговоре у ней вы не услышите пошлых общих мест. Каким
светлым умом блестят ее суждения! что за огонь в
чувствах! как глубоко понимает она жизнь! Вы своим взглядом отравляете ее, а Наденька мирит меня с нею.
А они требуют, чтоб я вместо живой речи, направляемой от души к душе, делал риторические упражнения и сими отцу Троадию доставлял удовольствие чувствовать, что в церкви минули дни Могилы, Ростовского Димитрия и других светил
светлых, а настали иные, когда не умнейший слабейшего в разуме наставляет, а обратно, дабы сим уму и
чувству человеческому поругаться.
Часто после беседы с нею, взволнованный и полный грустно-ласкового
чувства к людям, запредельным его миру, он уходил в поле и там, сидя на холме, смотрел, как наступают на город сумерки — время, когда
светлое и тёмное борются друг с другом; как мирно приходит ночь, кропя землю росою, и — уходит, тихо уступая новому дню.
Они успели бросить страх и в меня, успели отравить
светлое и благородное
чувство.
Как очевидно было, что на этого стройного, гибкого отрока с
светлым взором жизнь не клала ни одного ярма, что
чувство страха не посещало этой груди, что ложь не переходила чрез эти уста, что он совсем не знал, что ожидает его с летами.
Мрак и сомнения уступили место радостно-светлому
чувству.
Конечно, не найдется почти ни одного человека, который был бы совершенно равнодушен к так называемым красотам природы, то есть: к прекрасному местоположению, живописному далекому виду, великолепному восходу или закату солнца, к
светлой месячной ночи; но это еще не любовь к природе; это любовь к ландшафту, декорациям, к призматическим преломлениям света; это могут любить люди самые черствые, сухие, в которых никогда не зарождалось или совсем заглохло всякое поэтическое
чувство: зато их любовь этим и оканчивается.
Под тяжелой рукою бездушной Кабанихи нет простора ее
светлым видениям, как нет свободы ее
чувствам.
Забываясь среди богомолок в своих радужных думах и гуляя в своем
светлом царстве, она все думает, что ее довольство происходит именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем углам в доме, от причитаний, раздающихся вокруг нее; своими
чувствами она одушевляет мертвую обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души своей.
Лёжа на спине, мальчик смотрел в небо, не видя конца высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно
светлый, ласково греющий, добрый и строгий и что он, мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в чистоту и свет… И сердце его сладко замирало в
чувстве тихой радости.
Часу в шестом утра, в просторной и
светлой комнате, у самого изголовья постели, накоторой лежал не пришедший еще в
чувство Рославлев, сидела молодая девушка; глубокая, неизъяснимая горесть изображалась на бледном лице ее. Подле нее стоял знакомый уже нам домашний лекарь Ижорского; он держал больного за руку и смотрел с большим вниманием на безжизненное лицо его. У дверей комнаты стоял Егор и поглядывал с беспокойным и вопрошающим видом на лекаря.
«Нет, это поистине
светлый луч во тьме!» — подумал я и сел писать за стол.
Чувство у меня при этом было настолько приятное, будто не посторонний мельник, а родной брат приехал ко мне погостить в больницу.
Ипполит Сергеевич остановился на границе этого
светлого круга, испытывая неприятное
чувство смутной тревоги, глядя на окна комнаты. Их было два; за ними и сумраке вечера рисовались тёмные силуэты деревьев. Он подошёл и растворил окна. Тогда комната наполнилась запахом цветущей липы и вместе с ним влетел весёлый взрыв здорового грудного смеха.
Но порой, особенно в сумерки, в тот час, когда гул колоколов напоминал ему то мгновение, когда впервые задрожала, заныла вся грудь его дотоле неведомым
чувством, когда он стал возле нее на коленях в Божием храме, забыв обо всем, и только слышал, как стучало ее робкое сердце, когда слезами восторга и радости омыл он новую,
светлую надежду, мелькнувшую ему в его одинокой жизни, — тогда буря вставала из уязвленной навеки души его.
Как после сильного звука мы уже не слышим посредственного, но довольно слышного звука, или как мы ничего не видим; внезапно перейдя от яркого освещения в место, слабо освещенное, но всё же довольно
светлое; так точно бывают подобные неправильные восприятия, а вследствие того и
чувства, и в предметах, прямо относящихся, к нашей духовной деятельности.
Нужно сколько можно более и правильнее упражнять внешние
чувства ребёнка, чтобы увеличился запас впечатлений в его мозгу, и тогда
светлые взгляды и суждения о различных отношениях предметов неизбежно явятся в голове его сами собою.
Мрачность черными струями разливалась по его характеру, он стал скрытен, задумчив, искал отрады в чтении поэтов Греции и не находил ее:
светлое, яркое небо Эллады, высокое
чувство красоты и ее красота ваятельная худо согласовались с его больной душою.
Тридцать пять лет прошло с тех пор, но воспоминанье об этих
светлых минутах моей молодости постоянно, даже и теперь, разливает какое-то отрадное, успокоительное, необъяснимое словами
чувство на все духовное существо мое.
Он указал мне на плывущую в эфире яркую,
светлым теплым пламенем горящую звезду, в сфере которой мы неслись неведомо куда, и вокруг нас не было ничего ни над нами, ни под нами — только тихая лазурь и тихое
чувство в сердцах, стремящихся за нашею звездою.
И она живо, с поразительной ясностью, в первый раз за все эти тринадцать лет, представила себе мать, отца, брата, квартиру в Москве, аквариум с рыбками и все до последней мелочи, услышала вдруг игру на рояле, голос отца, почувствовала себя, как тогда, молодой, красивой, нарядной, в
светлой, теплой комнате, в кругу родных;
чувство радости и счастья вдруг охватило ее, от восторга она сжала себе виски ладонями и окликнула нежно, с мольбой...
…А сегодня утром я прочел, это сражение продолжается, и снова овладела мною жуткая тревога и
чувство чего-то падающего в мозгу. Оно идет, оно близко — оно уже на пороге этих пустых и
светлых комнат. Помни, помни же обо мне, моя милая девушка: я схожу с ума. Тридцать тысяч убитых. Тридцать тысяч убитых…
Бабушка громко всхрапнула. Фифина как будто понимает. В последнем акте надо Верочке пройтись по сцене
светлым лучом. Тася не спрашивает самое себя: удастся ей это или нет? Она играет в полную игру. Все вобрала она в себя, все
чувства действующих лиц. Ее сердце и болит, и радуется, и наполняется надеждой, верой в свою молодость. Если б вот так ей сыграть на настоящей сцене в Малом театре!.. Господи!
Начало любви, корень ее, не есть порыв
чувства, затемняющий разум, как это обыкновенно воображают, но есть самое разумное,
светлое и потому спокойное и радостное состояние, свойственное детям и разумным людям.
Она казалась ему правдоподобной; сирота сам, он мог представить себе подобное, омрачающее самый
светлый горизонт будущего,
чувство.
Эти редкие свидания не погасили, однако, в его сердце
чувство горячей привязанности к существу, давшему ему жизнь; напротив, в разлуке это
чувство теплилось ярче, подогретое
светлыми воспоминаниями раннего детства, среди которых его мать представлялась ему в ореоле доброты, справедливости и даже мудрости.
Я никогда не была набожна, но перед выходом замуж, с год, может быть, во мне жило полудетское, полусознательное
чувство религиозного страха. Все это испарилось. Четыре года прошли — и я ни разу не подумала даже, что можно о чем-нибудь заботиться, когда жизнь идет своим порядком, делаешь, что другие делают, ездишь к обедне, подаешь иногда нищим, на страстной неделе иногда говеешь и в
Светлое Воскресенье надеваешь белое платье.